Семен Паклин - Южный Урал, № 12
Самому директору не видно, а со стороны поглядеть: смутился Николай Федорович — уж больно похоже говорит председатель, его, Соколова, старыми словами говорит.
Ну, все-таки коммунист Байкалов, договориться можно. Побеседовали, конечно, не очень гладко, но общую, верную линию отыскали. Пошли вместе в воронковскую избу, поговорили с больной женщиной: чем больна, что надо, как детишки — не сбились ли без присмотра? Подводу чуть не из-под земли добыли, сказали брату Воронкова:
— Поезжай живо за дровами!
Потом врача пригласили. Одним словом поступили, как порядочным людям, руководителям положено.
В субботу вернулся директор в усадьбу, спрашивает главного механика Федора Кондратьевича Олейника:
— Как Воронков работает?
Помялся немного главный механик и говорит:
— Ничего понять не могу, Николай Федорович. Что-то с Воронковым случилось. Лучший тракторист, а работа будто из рук течет. Еле восемьдесят процентов на ремонте дает.
— Ладно, — говорит директор, — тут не его, тут моя вина. Пригласи ко мне Воронкова, пожалуйста.
Главный механик пожал удивленно плечами, но спорить с новым директором не стал: мудрит чего-то Николай Федорович!
Вошел Воронков, глаза в пол, в кулаке ветошь мнет, чувствует: сейчас нагоняй будет.
А директор весело говорит:
— Ну, вот что, Александр Константинович, прости меня на первый раз. Глупо я поступил, не пустив тебя к больной жене. Поправился я. Поезжай в деревню. В понедельник, смотри, к смене не опоздай.
Возвращается Воронков в понедельник, заходит к директору. Ну, сразу видно — другой человек, вроде бы на празднике побывал. Вечером спрашивает директор у главного механика.
— Как Воронков?
— Две нормы, — отвечает главный механик и маленько в сторону смотрит: неудобно все-таки человеку, тоже промашку допустил.
…Другие примеры уже не вспомнишь, Увельское вдалеке показалось. Ладно, другие примеры еще будет время вспомнить.
НЕТ АВТОРИТЕТА — НЕТ РУКОВОДСТВАТой же ночью приехал секретарь райкома к директору машинно-тракторной станции Ивану Петровичу Прекрасному. Сидит Прекрасный один в горнице, бутылка вина нераскрытая перед ним, по лицу красные пятна. Взглянул на секретаря, спрашивает:
— Отходную мораль читать приехал, Николай Федорович?
— Мораль — это, пожалуй, верно. Но не отходную. Оставят тебя, наверное, Иван Петрович. Надеется на тебя секретарь обкома.
Ухмыляется Прекрасный: вроде бы не до шуток. Когда, наконец, поверил в разговор, грустно головой покачал: нет, не оставят меня, больно много ошибок совершить успел!
Всю ночь проговорили секретарь и директор, всю ночь сообща думали, как делу помочь.
Для начала Николай Федорович рассказал первую половину случая с Воронковым. Потом спросил:
— Правильно ли отказал я? Как ты думаешь, Иван Петрович?
Прекрасный головой тряхнул, сказал убежденно:
— Конечно, правильно!
Тогда секретарь райкома рассказал вторую половину этой истории и посоветовал:
— Ты об этом еще успеешь подумать, Иван Петрович, а пока я тебе еще один случай напомню. Мы в те времена с тобой в Полетаевской МТС работали. Вот какой это случай был.
Пришла с фронта похоронная, погиб смертью героя на войне рядовой солдат товарищ Ошурков, в прошлом заведующий нефтебазой нашей Полетаевской МТС. И остались от семьи жена хворая да две дочери. Младшей — десять лет, а старшей, Вале, — шестнадцать. Ну, скажем, раз можно помочь семье, два можно, но ведь не жизнь это! Пусть помогает не частное лицо, а государство, но разве мыслимо здоровым людям только на помощь жить? Нет, не годится. Надо, чтобы люди сами себе кусок хлеба зарабатывали.
А как заработают? У вдовы Ошуркова никакой профессии нет, а Валя — что ж Валя? — только на собственные ножки становиться начинает.
Конечно, худо об нас никто бы говорить не стал — все же позаботились разок-другой руководители о семье погибшего, но где-то в душе осталась бы горечь у людей: ведь с каждой семьей, считай, такое случиться может!
Помнишь, Иван Петрович, пригласили мы Валю к себе, сказали:
— Ну вот, Валенька, давай, как взрослые люди, друг с другом поговорим. Остались вы без папы и надо думать вам теперь, как себя прокормить и чтобы достоинство свое при этом не ронять. Ты девушка молодая, опыта у тебя нет, так вот послушай, что мы, твои старшие товарищи и руководители, предлагаем. Иди к нам в МТС табельщицей, Валенька.
Заплакала тогда Валя и сказала:
— Как же я пойду к вам табельщицей, дядя Коля, ежели я работу эту совсем не знаю?
— Ну что ж, что не знаешь? Арифметику до школы тоже ведь не знала, выучила же!
Ладно, взяли девочку к себе, дали работу. Конечно, плохо эта работа идет, хоть и старается Валя. А бросить нельзя: гордость не велит да и семья ведь теперь на ней одной, девчонке, держится.
— Ну, ладно, можешь, Валенька, сколько там нужно ночей не поспать? Можешь? Вот и отлично. Давай вдвоем заниматься.
Скромная девочка — Валя, одну ночь поучилась, вторую, говорит:
— Ох, бестолковая я, наверное, дядя Коля, плохо у меня учеба получается. И перед вами совестно: спать вам теперь, наверное, совсем не приходится.
Сказал ей: «Не болтай глупостей, начальник всегда найдет время поспать!»
Ладно, продолжаем заниматься, потом бухгалтера на помощь призвали. Год прошел и — что ты думаешь — ведь встала на ноги девчушка, пошла у нее работа.
А потом на курсы Валю устроили, вернулась она с курсов, и вот тебе — лучшая табельщица в МТС.
Так вот, Иван Петрович, ты думаешь, коллектив не знал всей этой истории, ты думаешь, он не сказал нам, руководителям, спасибо в душе, думаешь, не говорили об этом, не писали на фронт? И говорили, и писали. И получается, что твой авторитет, как руководителя, еще на вершок, вырос, укрепился.
— Знаешь, что? — после паузы сказал Николай Федорович. — Раз уж начали мы с тобой этот разговор, хочу я тебе еще об одной истории рассказать.
Было это несколько лет назад, ты еще тут, в Увельке, не работал. Шла партийная конференция, и прения на этой конференции очень мне нравились: задиристые, деловые, короткие.
А надо тебе сказать, Иван Петрович, что за себя не очень я беспокоился на этой конференции. Работал в ту пору в районе совсем мало, целые дни, а то и ночи пропадал в колхозах, в МТС, за множество всяких, дел брался. И вот, сидя на этой конференции, ожидал я, что выступит сейчас кто-нибудь из товарищей и скажет, примерно, такую речь:
— Не могу не отметить я, товарищи, работу нового нашего секретаря райкома. Горит человек на работе, день и ночь большие дела делает.
И все подумают:
«Что верно, — то верно. Не ленивый человек».
И представь себе, действительно несколько товарищей посвятили мне свои выступления.
Поднялся на трибуну секретарь партийной организации Увельской МТС Василий Сергеевич Карташов — он сейчас секретарем Миасского райкома работает — и говорит:
— Хочу еще несколько слов о товарище Соколове сказать. По-моему, не тем человек занимается, чем следовало бы…
Знаешь, Иван Петрович, после этих слов неуютно я себя в президиуме почувствовал. Думаю: вот какая неблагодарность, вот как ценят твой труд, Соколов!
А Карташов продолжает:
— В самом деле, разве это правильно: берется человек сам за все дела, норовит со всякой пустяковиной самолично справиться. А аппарат райкома действует без напряжения, люди помалу перестают отвечать за свои участки работы. Польза от этого делу или нет? Нет, не польза.
Ну, и пошло. За увельцами товарищи из Катаевской МТС, рядовые коммунисты, за меня принялись: подменяет секретарь партийных руководителей на местах, работникам райкома руки связывает. Вот, скажем, заведующий сельхозотделом товарищ Олешко мало бывает в колхозах, больше сводками занимается. Кто виноват? Соколов виноват. А ведь Олешко агроном великолепнейший!
Надо сказать тебе, Иван Петрович, что не сразу справился я с горьким чувством своим. Но справился. В самом деле, когда других критиковали — правду говорили. Почему же обо мне будут неверно говорить? Да и без этого чувствовал: хоть и добрые намерения мной руководили, только от них, от этих благих намерений, не выиграло дело.
Выступил с заключительным словом, сказал:
— За критику спасибо, товарищи. Придется учиться руководить, еще не умею я этого делать.
С этой конференции очень подружились мы с Карташовым, и с Олешко — он сейчас секретарь Сосновского райкома партии. Много раз собирались вместе, советовались, старались так организовать партийную работу, чтобы у каждого коммуниста было дело — по силе его, по вкусу, по склонностям.
Вот, скажем, до того времени член бюро райкома Иван Матвеевич Рутковский партийными делами занимался от случая к случаю. А ведь — директор крупного совхоза, коммунист с немалым опытом, и жизненным и партийным.
